Дэнс, дэнс, дэнс - Страница 80


К оглавлению

80

— Помнишь, тогда на Хоккайдо ты мне сказал… Что из всех девчонок, которых ты выманил на свидание, я самая красивая?

— Помню. Говорил, — кивнул я.

— И что, это правда? Или ты просто так сказал, чтоб я перестала дуться? Только честно.

— Это правда. Я не врал, — сказал я.

— А сколько девчонок ты выманил на свидание до сих пор?

— Ну, я не считал…

— Двести?

— Да ну тебя! — засмеялся я. — Не такой уж я у женского пола популярный. Ну, то есть, популярный, но не настолько. Я, как бы тебе сказать… весьма локального применения. Узкий такой. Широких масс не охватываю… Но человек пятнадцать точно выманил.

— Так мало?

— Такая вот несчастная жизнь, — вздохнул я. — Мрачная, стылая, тесная…

— Локального применения? — уточнила Юки.

Я кивнул.

Она ненадолго задумалась — наверно, о том, как можно жить такой жизнью. Но, похоже, так ничего и не поняла. Что поделаешь. Молодо-зелено…

— Значит, пятнадцать, — сказала она.

— Ну, приблизительно, — поправился я. И еще раз прокрутил в голове тридцать четыре года своей несчастной жизни. — Примерно так. Ну, самое большее — двадцать.

— Двадцать… — повторила Юки разочарованно. — И что, из этих двадцати я самая красивая?

— Да, — ответил я.

— А может, тебе просто красивые не попадались? — спросила она. И закурила вторую сигарету. У перекрестка впереди замаячила фигура полицейского, поэтому сигарету я отобрал и выкинул в окно.

— Попадались даже очень красивые, — ответил я. — Но ты красивее всех. Серьезно, я не вру. Не знаю, поймешь ты или нет, но твоя красота как бы существует сама по себе, независимо от тебя. Совсем не так, как у других. Но я тебя умоляю: давай-ка в машине не курить. Во-первых, снаружи все видно, во-вторых, салон провоняется. И потом, я тебе уже говорил: если девочки с малых лет курят, у них с возрастом начинают плясать менструальные циклы.

— Иди к черту! — надулась Юки.

— Расскажи про человека в овечьей шкуре, — попросил я.

— Про Человека-Овцу?

— Откуда ты знаешь, что его так зовут?

— Ты же сам сказал в прошлый раз. По телефону. “Человек-Овца”.

— Что, серьезно?

— Ага, — кивнула Юки.

На дороге начались пробки, и перед каждым светофором приходилось ждать, пока зеленый не сменится как минимум дважды.

— Расскажи мне про него. Где ты с ним встретилась?

Юки пожала плечами.

— Да не встречалась я. Просто… вдруг подумала о нем. Когда на тебя посмотрела, — сказала она и накрутила на палец тонкую прядь волос. — Он мне сам и почудился. Человек в овечьей шкуре. Как видение какое-то. И каждый раз, когда встречала тебя там, в отеле, — он у меня в голове появлялся. Поэтому я у тебя и спросила. А вовсе не потому, что я что-нибудь знаю…

Притормозив у очередного светофора, я попытался осмыслить услышанное. Я должен это осмыслить, во что бы то ни стало. Повернуть нужный винт и завести пружину в голове. Раз, два…

— Ты говоришь, “вдруг подумала о нем”, — сказал я Юки. — То есть, у тебя перед глазами возникла фигура Человека-Овцы, так?

— Я не могу точно объяснить, — ответила она. — Как бы сказать получше… Не то чтобы прямо фигура этого самого Человека-Овцы перед глазами появилась, нет. Просто, понимаешь… Чувства того, кто все это видел, передаются мне, как воздух. Но глазам их не видно. Глазам не видно, но я их воспринимаю — и могу переделать в картинку. Только это не совсем картинка. Ну, как бы картинка. Если б я даже могла ее кому-нибудь показать, никто бы не понял, что это. То есть, это картинка, которую только я сама понимаю, и все… Тьфу. Не могу объяснить нормально! Дура какая-то. Вот ты понимаешь, о чем я говорю?

— Очень смутно, — признался я.

Юки насупилась и закусила дужку очков.

— То есть, что получается… — попробовал я наугад. — Ты можешь уловить то, что я ощущаю внутри, или то, что пристало ко мне снаружи — какую-то эмоцию или сверхидею — и преобразовать это в некое видение, вроде символического сна, так что ли?

— Сверхидею?

— Мысль, которую думаешь очень сильно.

— Ну, может быть… То, что думаешь очень сильно — да, но не только это. Есть еще то, что сделало эту мысль. Что-то ужасно мощное… Сила, которая делает мысли. Если она есть, то я ее чувствую. Пропускаю сквозь себя, как электрический ток. И тогда — своим зрением — вижу. Только не как обычный сон. Скорее, как пустой сон…Вот, именно так! Пустой сон. Там нет никого. Ни фигур, ни предметов. Ну вот как если у телевизора контраст до предела вывернуть — чтобы стало или совсем темно, или совсем светло, да? То же самое. Ничего не видать. Но кто-то там есть все равно! Надо просто вглядеться очень внимательно. И вот я вглядываюсь — и чувствую. Что там сидит человек в овечьей шкуре. Что он не злой человек. И даже вообще не человек. Глазам не видно, но понятно. Просто он выглядит, как невидимка. Его как бы нет — но он есть… — Юки с досады прищелкнула языком. — Ужасно объясняю!

— Почему же. Ты отлично объясняешь.

— Что, правда хорошо?

— Очень, — кивнул я. — По-моему, я понимаю все, что ты хочешь сказать. Просто мне нужно время, чтобы это переварить…

Уже перед самым Цудзидо я вырулил к морю и, обогнув сосновую рощицу, остановил “субару” меж двух белых линий на автостоянке. Машин вокруг почти не было.

— Пройдемся? — предложил я Юки.

Стоял чудный апрельский день. Ветер дул, но почти незаметно, море было спокойным. Лишь у самого берега то подымалась, то исчезала волна — словно кто-то стоял у кромки воды и неторопливо встряхивал простыню. Мягкая, размеренная волна. Серферы, оставив всякие попытки прокатиться, повытаскивали свои доски на берег и курили, сидя на песке в мокрых гидрокостюмах. Дым от горящей мусорной свалки поднимался к небу столбом, а по левую руку в далекой дымке розовел цветущей сакурой остров Эно. Огромная черная псина с крайне сосредоточенной мордой то бежала трусцой, то неспешно вышагивала по волнорезу слева направо. Пять или шесть рыболовных шхун дрейфовали у горизонта, а над ними, словно водовороты белой пены, беззвучно кружили стаи чаек. Даже море пахло весной.

80