Какое-то время Юки думала над моими словами.
— Стало быть, вы с женой не совпадали?
— Я думал, что совпадали. А жена так не думала. Наши мнения различались. И поэтому она убежала. Видимо, решила: чем исправлять эту разницу мнений со мной, лучше убежать с кем-то еще — и сберечь себе кучу времени…
— Не получилось, значит, как с “субару”…
— Вот именно, — кивнул я. Черт бы меня побрал. Прекрасная тема для обсуждения с тринадцатилетней девчонкой!
— Эй, — сказала вдруг Юки. — А обо мне ты что думаешь?
— О тебе я пока почти ничего не знаю, — ответил я.
Я снова почувствовал, как мне сверлят взглядом левую щеку. Казалось, еще немного — и там будет дырка. “Так вот в чем дело!” — понял я наконец.
— Я думаю, что ты, наверное, самая красивая девчонка из всех, кого я когда-нибудь выманивал на свидание, — произнес я, глядя на дорогу перед собой. — Нет, даже не “наверное”. Точно — самая красивая. И будь мне пятнадцать лет — я бы непременно в тебя влюбился. Но мне тридцать четыре года, и так просто я уже не влюбляюсь. Не хочу становиться еще несчастнее, чем был до сих пор. С моей “субару” мне будет гораздо спокойнее… Примерно так. Я ответил на твой вопрос?
Юки снова посмотрела на меня долгим взглядом, на сей раз — абсолютно без выражения.
— Ты ненормальный, — изрекла она наконец.
Может быть, оттого, что так сказала именно она — я вдруг и правда ощутил себя самым безнадежным из всех неудачников на Земле. Вряд ли ей хотелось меня обидеть. Но как раз это у нее получилось неплохо.
В четверть двенадцатого мы вернулись на Акасака.
— Ну, что? — сказал я.
На сей раз Юки объяснила мне дорогу как полагается. Квартирка ее матери располагалась в крохотном здании на тихой улочке неподалеку от храма Ноги. Я подрулил к самому подъeзду и выключил двигатель.
— Насчет денег… — тихо сказала Юки, не вставая с места. — За самолет, за ужин…
— За самолет вернете, когда мать приедет, — сказал я. — А все остальное — не бери в голову. За даму на свидании я всегда плачу сам. Так что можешь считать — кроме самолета раcходов не было.
Ничего не ответив, Юки насупилась, вылезла из машины, наклонилась над кадкой с фикусом и выплюнула туда жвачку, которую жевала всю дорогу.
— Большое спасибо!.. Не стоит благодарности! — сказал я, учтиво раскланявшись сам с собой. Затем достал из кармана визитную карточку и протянул ей. — Когда мать приедет, передай ей вот это. Кроме того, если будешь одна и проблемы возникнут — звони сюда. Чем смогу — помогу…
Она стиснула в пальчиках мою визитку, поизучала ее несколько секунд — и затолкала в карман.
— Странное имечко! — только и сказала она.
Я вытащил из багажника ее чемоданище, загрузил его в лифт и доволок до двери квартиры. Юки достала из сумки ключ и отперла дверь. Я втащил чемодан внутрь. Квартира состояла из кухоньки (она же гостиная), спаленки, туалета и душевой. Здание было еще совсем новым, в квартире царил идеальный порядок — и оттого жилище сильно смахивало на рекламный салон агентства по продаже недвижимости. Мебель, посуда, электроприборы были безупречно укомплектованы и стояли в точности там, где полагалось; и хотя все вещи выглядели очень изысканными и дорогими — человеческим жильем от них почему-то не пахло. Как если бы кто-нибудь просто захотел собрать их здесь в идеальном порядке, заплатил за это деньги — и через три дня заказ был выполнен. Толково и со вкусом. Но совершенно не так, как в реальной жизни.
— Мама здесь редко останавливается, — сказала Юки, проследив за моим блуждающим взглядом. — У нее здесь студия неподалеку, она там и пропадает все время, когда в Токио приезжает. Там же спит, там же ест. А сюда только иногда приходит.
— Понятно, — сказал я. Деловая жизнь деловой женщины, куда деваться…
Юки сняла шубу, включила газовую печку. Затем достала непонятно откуда пачку “Вирджиниа Слимз”, вытянула сигарету, зажала в губах, очень стильно чиркнула картонной спичкой о коробок и прикурила.
Лично я считаю, что тринадцатилетним девчонкам курить совсем ни к чему. Вредно для здоровья и кожа портится. Однако эта девчонка закурила настолько сногсшибательно, что у меня просто язык не повернулся ей что-либо сказать. Резко очерченные, будто вырезанные ножом на бледном лице, ее тонкие губы легонько стиснули фильтр; робкое пламя лизнуло самый кончик сигареты — и длинные, как из шелка, ресницы медленно опустились. Маленькая челка колыхнулась еле заметно, когда она чуть подалась головой вперед… Само совершенство. Будь мне пятнадцать лет — я бы точно влюбился, снова подумал я. Абсолютно фатальной любовью, страшной и неудержимой, как лавина в весенних горах. Влюбился бы — и, крайне плохо представляя, что с этим делать дальше, впал бы в дикую, черную меланхолию… Глядя на Юки, я вспомнил другую девчонку. Ту, в которую был влюблен лет в тринадцать или четырнадцать. И давно забытое, бескрайнее чувство тех далеких лет вдруг снова прошило мою душу насквозь.
— Кофе будешь, или еще что-нибудь? — спросила Юки.
Я покачал головой.
— Поздно уже. Я пойду.
Юки положила сигарету на край пепельницы и проводила меня до двери.
— В постели не кури. Печку на ночь выключай, — сказал я.
— Хорошо, папочка… — ответила она.
Это было прямое попадание — просто не в бровь, а в глаз.
Вернувшись домой на Сибуя, я первым делом плюхнулся на диван и опустошил банку пива. Затем просмотрел пять-шесть писем, что обнаружил в почтовом ящике. Все они были о работе, и ни одно не требовало срочной реакции. Я взрезал конверты, вывалил содержимое на стол, да так и оставил — прочитаю потом. Тело пронизывала усталость, ничего делать желания не было. Из-за дикого перевозбуждения спать тоже не хотелось. Какой долгий был день, подумал я. Все тянулся, тянется и никак не закончится. Такое чувство, будто весь этот день я катался на “американских горках”. До сих пор все тело дрожит…