Дэнс, дэнс, дэнс - Страница 127


К оглавлению

127

— И не говори…

— Ну так вот. Спросил я про твою Джун. Дескать, один мой знакомый через вас заказывал, остался доволен и советует мне тоже попробовать. Южно-азиатская девочка, зовут Джун. Они попросили подождать — дескать, проверят. Сказали, что вообще-то этого не практикуют, но для меня постараются… Только не подумай, что я хвастаюсь, но обычно об этом даже спрашивать бесполезно. А для меня — проверили. Точно, была такая. Филиппинка. Но уже три месяца как нет. Больше у них не работает.

— То есть, как — “не работает”? — не понял я. — Уволилась? Или что-то еще?

— Эй, перестань. Станут они тебе до таких мелочей проверять! Это же шлюха: сегодня работает, завтра — поминай как звали. Что им, с собаками искать ее прикажешь? “Не работает” — и весь разговор. К сожалению.

— Три месяца?

— Именно так.

Как я ни пытался осмыслить, что все это значит, — разумного объяснения в голову не приходило. Сказав спасибо, я повесил трубку. И пошел гулять по городу.

Стало быть, три месяца назад Джун пропала. А две недели назад совершенно реально спала со мной. И даже оставила номер телефона. По которому никто не отзывается. Чудеса, да и только… Итак, шлюх теперь три. Кики, Мэй и Джун. Все трое исчезли. Одна убита, две — неизвестно где. Словно их в стену замуровали. Исчезновение каждой замыкается на меня. Между ними и мной — Хираку Макимура с Готандой…

Я зашел в кафе, сел за столик, достал ручку с блокнотом — и попытался вывести схему взаимосвязей между всеми, кто меня окружает. Схема вышла ужасно запутанной. Прямо как диспозиция боевых сил Европы накануне Первой мировой войны.


Наполовину с интересом, наполовину с усталостью я долго разглядывал эту схему — но ни одной мысли в голову, хоть убей, не пришло. Три сгинувших шлюхи, актер, служители разных муз, красотка-подросток и гостиничная служащая с душой не на месте… Как ни смотри — нормальной дружбы в такой компании ожидать трудновато. Точно в детективе Агаты Кристи. “Я понял. Убийца — сам инспектор”, — произносишь вслух, но никто не смеется. Слишком плоская шутка.

В итоге пришлось признать: больше никаких связей я проследить не могу. Сколько за ниточки ни тяни — все лишь запутывается еще безнадежнее. Цельной картины не выстраивается, хоть убей. Сперва была только цепочка Кики — Мэй — Готанда. Потом добавилась линия Хираку Макимура — Джун. А теперь, выходит, еще и Кики с Джун как-то связаны. Обе оставили мне один и тот же номер телефона. И все опять перевернулось с ног на голову.

— Да, дорогой Ватсон! Задачка не из легких, — сказал я пепельнице на столике. И, понятное дело, в ответ ничего не услышал. Умная пепельница предпочитала не влезать во всю эту кашу. Пепельница, кофейная чашка, сахарница, чек — все слишком умны и делают вид, что не слышат. Дурак здесь один только я. Вечно вляпаюсь в какую-нибудь передрягу. Вечно побитый жизнью и усталый. В чудный весенний вечер даже на свидание некого пригласить…

Я вернулся домой и попробовал дозвониться до Юмиёси-сан — но ее уже не было на работе. Сегодня решила уйти пораньше, сказали мне. Пошла, небось, в свой бассейн учиться плаванию. Как всегда, я тут же приревновал ее к бассейну. К обаятельному (точь-в-точь Готанда) инструктору, который берет ее за руку и нежным голосом объясняет, как грести в кроле. И я проклял все бассейны на свете, от Саппоро до Каира, — из-за нее одной… Боже, как всё дерьмово-то, подумал я.

— Всё — дерьмо. Дерьмо высшей пробы. Засохшее дерьмо. Просто блевать тянет… — произнес я, подражая Готанде. Как ни удивительно, и правда полегчало, — хоть я на это и не надеялся. Пожалуй, Готанде стоило бы стать проповедником. Так и начинать свои проповеди по утрам и вечерам: “Весь мир — дерьмо. Засохшее дерьмо высшей пробы. Взблюём же, дети мои!..” Наверняка собрал бы немалую паству.

И все-таки, несмотря ни на что — я безумно скучал по Юмиёси-сан. По ее чуть сбивчивой речи, беспокойным движениям. Мне нравилось вспоминать, как деловито она поправляла пальчиком очки на носу, с каким серьезным видом проскальзывала ко мне в номер, снимала жакетик и садилась рядом. От одних воспоминаний об этом на душе теплело. Я чувствовал в ней какую-то внутреннюю прямоту, и это очень притягивало меня. Интересно, могло бы у нас с нею, в принципе, что-нибудь получиться?

Она: работает за любимой конторкой в отеле, два-три раза в неделю ходит в бассейн — и, похоже, жизнью вполне довольна. Он: разгребает текстовые сугробы, любит “субару” и старые пластинки, хорошо готовит — и, похоже, крайне мало чему в жизни действительно рад. Такая вот парочка. Может, и получилось бы, а может, и нет. Данных недостаточно. Ответ невозможен.

А если мы будем вместе — неужели я действительно когда-нибудь сделаю ей больно? Как пророчила при разводе жена — я обязательно сделаю больно любой женщине, которая со мной свяжется. Потому что у меня такой характер. Потому что я всегда думаю только о себе, а других любить не способен. Неужели она права?

И все-таки — при мысли о Юмиёси-сан мне захотелось немедленно сесть в самолет и улететь к ней в Саппоро. Обнять ее покрепче и признаться: черт с ней, с нехваткой данных, я все равно тебя люблю. Но как раз этого делать нельзя. Сначала я должен распутать все, что уже перепутано. Невозможно начать новое, разобравшись со старым лишь наполовину. Иначе старая недоделанность перекинется и на новое. И куда б я потом ни двигался, сколько бы ни старался — все, что я буду делать дальше, затопят сумерки незавершенности. А это совсем не та жизнь, которой мне в итоге хотелось бы жить.

127