Хираку Макимура задумался. Видимо, над природой моего любопытства.
— Ну, что-то вроде международной почты с доставкой на дом. Звонишь в токийский клуб и говоришь: в Гонолулу там-то и там-то, такого-то числа, во столько-то требуется женщина. Они связываются с клубом в Гонолулу, с которым у них контракт, и требуемая женщина доставляется когда нужно. Я плачу клубу в Токио. Они берут комиссионные и пересылают остаток в Гонолулу. Там тоже берут свои комиссионные — и остальное отходит женщине. Удобно, согласись. На свете, как видишь, существует много разных систем…
— Похоже на то, — согласился я. Стало быть, международная почта…
— Конечно, денег стоит — но ведь и правда удобно! Получаешь отличную женщину прямо в постель хоть на Северном полюсе. Заказал из Токио — и езжай куда нужно, там уже искать не придется. И безопасность гарантирована. Никаких “хвостов” за ней не появится. Плюс — все можно списать на представительские расходы.
— Ну, а телефона этого клуба вы мне, случаем, не подскажете?
— А вот этого не могу. Строгая конфиденциальность. Такие вещи открывают только членам клуба. А чтобы стать членом, нужно соответствовать очень жестким требованиям. Тут и деньги приличные нужны, и общественное положение… В общем, тебе не светит. И не пытайся. Достаточно и того, что, рассказывая тебе об этом, я уже нарушил кое-какие членские обязательства. Учти — я пошел на это исключительно из личной симпатии к тебе…
Я поблагодарил его за исключительную симпатию.
— И как — хорошая попалась женщина? — полюбопытствовал он.
— О да. Пожаловаться не на что.
— Ну, слава богу. Я ведь так и заказывал: мол, уж подберите что получше, — сказал Хираку Макимура. — Как ее звали-то?
— Джун, — сказал я. — Как “июнь” по-английски.
— Июньская Джун… — повторил он. — Белая?
— В смысле?
— Ну, белокожая?
— Да нет… Южная Азия какая-то.
— Хм. Занесет еще раз в Гонолулу — надо будет попробовать…
Больше говорить было не о чем. Я распрощался и повесил трубку.
Затем я позвонил Готанде. Как обычно, наткнулся на автоответчик. Оставил сообщение — дескать, я вернулся, звони мне домой. И, поскольку уже вечерело, завел старушку “субару” и поехал на Аояма за продуктами. Добрался до “Кинокуния”, опять закупил дрессированных овощей. Наверное, где-нибудь в горных долинах Нагано разбиты фирменные поля “Кинокуния” для тренировки овощей на выживаемость. Просторные поля за колючей проволокой — густой и высокой, как в концлагере из фильма “Большой побег”. Со сторожевыми вышками и вооруженной охраной. Там муштруют сельдерей и петрушку. Очень антисельдерейскими и петрушконенавистническими методами. Думая обо всем этом, я купил овощей, мяса, рыбы, соевого творога, набрал каких-то солений. И вернулся домой.
Готанда не позвонил.
На следующее утро я зашел в “Данкин Донатс”, позавтракал, а потом отправился в библиотеку и просмотрел газеты за минувшие полмесяца. Я искал любую информацию о расследовании по делу Мэй. От корки до корки прочесал “Асахи”, “Майнити” и “Ёмиури”, — но не нашел об этом ни строчки. Широко обсуждались результаты выборов, официальное заявление Левченко, неповиновение учеников в средних школах. В одной статье даже говорилось, что песни “Бич Бойз” признаны “музыкально некорректными”, из-за чего отменен их концерт в Белом Доме. Тоже мне умники. Если уж “Бич Бойз” преследовать за “музыкальную некорректность”, то Мика Джеггера следовало бы трижды сжечь на костре. Так или иначе, о женщине, задушенной чулками в отеле Акасака, газеты не сообщали ни слова.
Тогда я принялся за “Бэк-Намбер” — еженедельный журнальчик скандальной хроники. И только перелопатив целую стопку, нашел единственную статью на целую страницу. “Красотка из отеля, задушенная голой”. Заголовочек, черт бы их всех побрал… Вместо фотографии трупа — черно-белый набросок, сделанный художником-криминалистом. Видимо, из-за того, что в журналах нехорошо публиковать фотографии трупов. Женщина на рисунке, если вглядеться, и правда была похожа на Мэй. Хотя, возможно, мне так только казалось, поскольку я понимал: это — Мэй. Не знай я, что случилось — может, и не догадался бы. Все детали лица переданы очень точно — но для настоящего сходства не хватало самого главного: выражения. Это была мертвая Мэй. В живой, настоящей Мэй было тепло и движение. Живая Мэй в любую секунду чего-то хотела, о чем-то мечтала, над чем-то думала. Нежная, опытная Королева-Гордячка — Разгребательница Физиологических Сугробов. Потому я и смог принять ее как иллюзию. А она — так невинно прокуковать поутру… Теперь, на рисунке, ее лицо казалось каким-то убогим и грязным. Я покачал головой. Потом закрыл глаза и медленно, глубоко вздохнул. Эта картинка заставила меня до конца осознать: Мэй действительно мертва. Именно теперь я воспринял факт ее смерти — а точнее, отсутствия жизни — куда явственнее, чем когда разглядывал фотографию трупа. Абсолютно мертва. На все сто процентов. И уже никогда не вернется обратно. Черное Ничто поглотило ее. Безысходность затопила мне душу, как битум, высыхая и каменея внутри.
Язык статьи оказался таким же убогим и грязным. В первоклассном отеле Х. на Акасака обнаружен труп молодой женщины, предположительно лет двадцати, задушенной чулками в номере. Женщина голая, при ней — никаких документов. В номер заселилась под вымышленной фамилией и т. п.; в целом — все, что мне уже рассказали в полиции. Нового для меня было совсем немного. А именно: полиция вышла на подпольную организацию — ту, что предоставляет женщин по вызову в первоклассные отели — и продолжает расследование. Я вернул стопку “Бэк-Намбера” на журнальную полку, вышел в фойе, сел на стул и задумался.